Иногда случается так, что в какой-то момент наступает тотальное понимание всего: и жизни, и людей, и, самое главное, себя. Такой момент я пережила, согнувшись над прессованной картонной ванночкой, куда выплевывала густую, темно-красную кровь. Она все лилась и лилась; вокруг меня роптала медсестра; высокий, лысоватый хирург смотрел сосредоточенно.
- Сейчас подготовят операционную, - сказал он своим спокойным, мягким голосом.
- Доктор, - говорить мне было крайне тяжело, кровотечение не останавливалось ни на секунду, - все ведь наладится?
Молчок.
- Доктор, - я думаю, что он не расслышал, - все ведь будет хорошо?
Снова тишина. Он смотрит куда угодно, только не на меня.
- Доктор, ну скажите, что все будет хорошо! - умоляю я.
Он ничего не ответил. Тут же меня, забрызганную каплями крови, повезли в операционную. Из соседней палаты высунулась голова парня, еще вчера заигрывавшего со мной на больничном балконе. Он был двухметрогого роста, сто двадцать кило, с совершенно детским лицом и таким же голосом. Строил из себя мачо, предлагал "дернуть отсюда". Я смеялась, потому что не могла воспринимать его всерьез, этого мужчину-ребенка.
- Как ты? - спросил он меня.
- Да не очень, - прохрипела я, опустив глаза. Неприятно было видеть любопытные, ужасающиеся взгляды людей в коридоре, которых, как назло, оказалось необычно много.

***
Назад в палату, уже прооперированную, меня привезли в одиннадцатом часу. Будто из воздуха материализовался хирург и, своим тихим, монотонным голосом, объяснил обеспокоенному А.:
- Лопнула артерия, действовать нужно было быстро.
Потом обратился ко мне:
- Не переживайте, фрау В., все будет хорошо.
Я кивнула в ответ, а сама подумала, ну что за козел? Неужели ему так сложно было сказать мне об этом на два часа раньше? Даже если его терзали сомнения?
***
Видеть А. было неописуемым счастьем. Еще недавно я не знала, увижу ли его когда-либо снова. А. нагнулся надо мной и, что-то говоря, гладил по голове. Спать не удавалось, несмотря на вселенскую усталость. В голове крутилась лишь одна мысль: пронесло; все прошло, все кончилось.

В пол шестого утра кровь пошла снова.
***
Это были ужасные два с слишним дня. Я не переставала удивляться тому, какими извращенными методами меня спасали. Чувствовала себя американским солдатом, попавшим в плен к талибам, и подвергнувшемуся жутким пыткам. При этом издевательства переносила не пикая. Только вот трясло страшно, как никогда прежде. Будто из проруби выловили.
Между посещениями врачебного кабинета было некоторое время подумать. Я вдруг осознала, что являюсь мазохистом, не упускающим ни одной возможности для самобичевания: не так сделала, не то сказала, нужно было вести себя иначе, вдруг я его/ее обидела; нужно поправиться, нужно похудеть, я так плохо выгляжу... И так до бесконечности. Постоянное недовольство, непрерывная работа над собой. Лишь перед непосредственной перспективой отправиться на тот свет эта болезненная тяга к личностному росту (читай: саморазрушению) провалилась куда-то в пустоту и я вдруг осознала, что со мной все в полном порядке. Нет, даже так: СО МНОЙ ВСЕ В ПОЛНОМ ПОРЯДКЕ. Не хочу перечислять все те замечательные личностные качества, в миг всплывшие в моем сознании; скажу только, что вдруг увидела себя в новом свете. И поняла, что очень дорожу собой.
***
В больнице я в который раз убедилась в том, какие замечательные у меня муж и родители. Они приезжали ко мне каждый день, привозили фрукты-ягоды, пельмени и окрошку, крепко держали за руку и говорили, что любят. После каждой встречи с ними мне становилось все лучше и лучше; я даже начала подозревать их в супранатуралистических способностях - с каждым прикосновением они словно заряжали меня новой жизненной энергией.
Также мне стало понятно, что 98% моих друзей - псевдодрузья, которым, по большому счету, плевать на то, есть ли я. За те две недели, что я провела в больнице, мне не позвонила ни одна подруга, хотя многие из них знали, где я нахожусь. Ни одна. Наши общие с А. друзья также знали о происходящем и тоже не посчитали нужным справиться о моем самочувствии. Ах да, еще родственники... Пусть не мои, а мужа, но все же. Людям, к которым я в любой момент была готова прийти на помощь (и приходила), было лень взять трубку телефона и набрать мой номер, дабы пожелать мне выздоровления.
Сначала я не понимала, что происходит, потом негодовала, теперь же просто вычеркнула львинную долю всех этих товарищей из своей жизни и телефонной книги. И знаете, что? Мне полегчало. Не вижу смысла поддерживать подобные отношения. Я не Дед Мороз, чтобы вот так себя раздаривать. Если нет никакой отдачи, тогда к чему инвестировать в общение силы и время? Уж лучше я потрачу их на тех, кому я действительно что-то значу.